в ушах всё ещё шумит. стрекотом огня газовой печи и обжигающей пальцы спички - угольки, сложенные аккуратными полосами в старой поржавевшей банке из-под консервированной фасоли. стуком металлического гладкого бока кастрюли о конфорку - днём немного дрожали руки. йоханнес сказал себе: "всё в порядке". у них будет прекрасный ужин. втроём. с улыбками и уютной тишиной поверх зубчиков вилок.

но ужин давно уже остыл под бледно-голубым полотенцем на столе. [indent]
[indent]
бледность тянется поверх ткани через всю комнату, по паркету и стенам, огибает острые углы и дрожит на подоконнике. ластится к стёклышкам выпуклым и керамике в неуютную кофейную крапинку. к пальцам замершим. к ногтям посиневшим.

к глазам тусклым. [indent]
[indent]
можно сделать вдох, разбивая грудь острыми осколками с кривыми срезами. так бьются зеркала в запотевшем отражении. так разлетаются тарелки под записанную на диктофон горечь. так хрустит пергамент в засыпанном пеплом камине. так выпадают из окон птицы в серебряных клетках. так замирает чья-то жизнь.

останавливается дыхание. [indent]
[indent]
у винсента горячие пальцы и нежность, струящаяся меж. он впитывает её кожей и сбившимся дыханием - словно запуск кривого механизма. йоханнес знает: он сломан внутри, с пустотой вместо деталей и ржавчиной поверх рычагов. окисленная влага и морская соль крупными кристаллами, забившаяся в трещины. винсент прижимается ладонью - пробирается прямо под кости, в пустоту, любезно принимающую его, словно часть себя.

на секунду пахнет гнилью - возможно, ужин давно уже испортился.

возможно, это внутри него протекает кран с плесенью вдоль буро-зелёных труб. [indent]
[indent]
в горле - немота, камнями обрушившаяся в пещере с глубоким эхом. дрожали руки - чужие - и кости - собственные. дрожали стены.

они глядят молчаливостью, осуждением - так говорят ему глубоко внутри, шёпотом кристально-чистого ручья на склоне гор. йоханнес помнит, как быстрый поток холодил его пальцы и кусал кровоточащие заусеницы. как ветер выбивал его непослушные кудри из-за ушей и шептал ласково: "ханс". как мать обнимала его из-за спины, прижималась к макушке и повторяла, вновь и вновь, всё тише и тише, пока лишь оставалось едва уловимое движение губ:

"ты будешь прекрасным человеком, ханс". [indent]  [indent] [indent] 
[indent]
она всё повторяла, и повторяла, и повторяла, словно это было очень важно. иногда она говорила "мужчиной". иногда, запинаясь, словно вспоминая о чём-то, "мужем". иногда, сдерживая острые кристаллики под веками, "отцом".

иногда ханс вспоминает тот ручей, опуская ладонь в ледяную воду, набранную тонким слоем в ванной. колени болят, упираясь в тонкую полосу между квадратами кафеля, а волосы липнут к виску, прижатому к покатому бортику. локоть затекает и плечо неприятно тянет. иногда - ханс знает - бесшумно приоткрывается дверь и в проёме замирает винсент. йоханнес не оборачивается, боясь увидеть на любимом лице хоть что-то. винсент не говорит ничего.

йоханнес благодарен. [indent]
[indent]
ханс спрашивает, игнорируя слова:

- он ненавидит меня?

проглатывает кофейной горечью то, что просвечивается сквозь зрачки: "ты". смотрит в глубину, скрытую мраком чужой души, пока собственная тьма не застилает взгляд пеленой: отводит в сторону с треском чашки. красивой, гладкой, с ромашками с бледно-жёлтыми сердцевинами. у матери часто дрожали руки.

у йоханнеса дрожит душа.